«Пастуховские четверги» Владимир Пастухов и Алексей Венедиктов 24 02 22

Знаковая программа в первый день войны.
В.Пастухов― Да, исторический день. Очень печальная слава, что мне с вами в этот день достался этот эфир. Это исторический день, это отсечка, которую по инерции мы не можем осознать. Мы не можем осознать, что в этот момент… Это знаете, ведь когда-то откололась Атлантида от великого материка, отплыла. А ведь сначала отплыла, а потом ее пучина поглотила. Вот сегодня тот день, когда русская Атлантида откололась. Сейчас еще такая пропасть: вроде можно перескочить, один в одну сторону, кто-то в другую. Дальше будет такая, что не перескочишь. Будешь плыть в этой Атлантиде навсегда.
А.Венедиктов― я сейчас пытался вспомнить, когда слышал ровно такой анализ. И вспомнил. Это было когда началась чеченская война после штурма Грозного. Действительно, наверное, была другая Россия.
В.Пастухов― Я до эмиграции о религиозных вопроса особенно не задумывался. И когда я уехал, мне кто-то подарил начитанную Иннокентием Смоктуновский - ну, я в общем, и вижу не очень хорошо, - приятно было слушать, такую упрощенную версию Библии. Не могу сказать, что я особо вслушивался, но прослушал первый раз. И поскольку, там сокращенно все, там такой алгоритм: вспомнил еврейский народ о Боге, прошло одно поколение, второе поколение - погряз он в грехах, воровстве, междоусобице, забыл о Боге. Бог пришел, стукнул по голове - убил 90%. Народ оставшийся схватился за голову, вспомнил о Боге. Бог их простил. Они пожили, расплодились. Прошли очередные 200 лет - забыл народ еврейский о боге, погряз в воровстве, междоусобицах, войнах. Пришел Бог, стукнул по голове… И так вся Библия. И думаю: Блин, нельзя, было один раз стукнуть, чтобы на всю жизнь запомнил?
Понимаете, как вы говорите, и везде будут рожать, а потом, в конце концов, каждый раз будет приходить бог… там в 17-м году, в 91-м году - и стукать по голове. То есть поймите, рожать-то будут, но есть два слова, которые всегда неразрывно связаны друг с другом: война и революция. Сначала война, потом - революция. Вот такой противный цикл.
Вот сегодня мы отсекли прошлое войной*. Как отсечем мы войну революцией рано или поздно и смутой. А дальше я не знаю, хватит ли у русской культуры, цивилизации сил родить пятую русскую цивилизацию - не знаю. Потому что, в общем, конечно, мы несем огромные политические потери. Но надо понимать, что Кремль сделал сегодня самую большую, самую крупную долгосрочную инвестицию в пятую русскую революцию. С этим я бы поздравил Кремль, если бы мне не было искренне жаль русского народа. Потому что каждая революция - это страшнейшее испытание, большее, чем война.
А.Венедиктов― Это уже необратимый шаг? Еще войска стоят на окраинах, извините, Украины, они еще не заскочили. Вот сейчас он скажет стоять! Ну, чего. Зеленский, поехали в Минск договариваться?
В.Пастухов― Это абсолютно невозможно. Это стало понятно… То есть это невозможно по политическим, психологическим, внешнеполитическим причинам. Понимаете, умерла, так умерла. Это было абсолютно понятно, когда он первые четыре минуты произнес своей речи.
Это своего рода религиозное верование. Как вы, понимаете, от символа веры не отказываются. При всем притом помимо той конформистской части крестьянского населения в ментальном смысле слова, которое всегда за любую власть, действительно, есть те же самые 14% в другую сторону, для которых то, что сказал Марков - это на самом деле слова истины и прозрения. И их-то, собственно, подверстывают под себя, как основную опору активистскую власти. Если он сейчас даст задний ход, его сметет не Навальный из тюрьмы, а Стрелков со товарищи совершенно с другой стороны. Мы забываем, что в России есть эта черносотенная сила. Он, в принципе, имеет свою точку зрения. Кстати, это те люди, которые готовы и умеют умирать.
И, наконец, в-третьих, собственно, зачем это Западу? Запад так долго старался, чтобы он туда зашел.
А.Венедиктов ― давайте в конце что-нибудь светлое скажите нашим слушателям, чтобы они выдохнули…
В.Пастухов― А я вам скажу. Мне написал один очень мой старый знакомый, английский профессор позавчера письмо. Он сказал, что «я понимаю, что в этой войне есть очень много личного у Путина, потому что он понимает, что войдет в историю России, который навсегда потерял Украину». Я сказал, что я боюсь таких слов, как «навсегда», «никогда» и «всё». Мою маму девочкой в 9 лет на Черниговском вокзале расстреливал на бреющем полете немецкий летчик, она видела его глаза. Потом этот эшелон вырвался по горящему мосту через Днепр последним из окружения. И мама прошла всю войну, убегала на фронт под вагоном. Выжила. До конца 70-х вздрагивала при звуке немецкой речи. Потом так случилось, что моя тетка, которая, слава богу, жива, уехала в Германию. Потом маму в Германии вылечили. А потом мама два года назад на чемпионате мира по футболу молила за гол Германии. 88 лет. Никогда не говори никогда. Помиримся через много поколений, простим, извинимся, поймем друг друга. Так что свет в конце тоннеля есть.