Снежок первосортный, или Бог-охранитель . Снежок первосортный, как россыпь муки, покрыл покрывалом декабрьский город так быстро, так пышно и так мастерски, что все не успели почувствовать холод. Слабейший мороз над густой пеленой обжал мастерские, салоны и скверы, гнездовья семейные и сухостой, и храмы, хранящие истинность веры. Хрустальность сосулек гирляндно висит. За парком утих завывающий ветер. Пушинка последняя робко кружит, слегка опоздав, будто пскович на вече. Снежиночки в сборе, в нарядах простых, устлавшие то, что недавно чернело, предстали ковром между стенок жилых и платьями липам, рябинам и елям. Бела длиннота занесённых дорог. В белейшем пуху формы складчатых кровель. И каждый киоск - запорошенный стог. А лёд под пушком, как серебряный омуль. В ночной смуглоте из свинца облаков не лезет луна и не просятся звёзды. А он со спины обнимает любовь, вдыхая покой и волос её гроздья.
Снежок первосортный, или Бог-охранитель
.
Снежок первосортный, как россыпь муки,
покрыл покрывалом декабрьский город
так быстро, так пышно и так мастерски,
что все не успели почувствовать холод.
Слабейший мороз над густой пеленой
обжал мастерские, салоны и скверы,
гнездовья семейные и сухостой,
и храмы, хранящие истинность веры.
Хрустальность сосулек гирляндно висит.
За парком утих завывающий ветер.
Пушинка последняя робко кружит,
слегка опоздав, будто пскович на вече.
Снежиночки в сборе, в нарядах простых,
устлавшие то, что недавно чернело,
предстали ковром между стенок жилых
и платьями липам, рябинам и елям.
Бела длиннота занесённых дорог.
В белейшем пуху формы складчатых кровель.
И каждый киоск - запорошенный стог.
А лёд под пушком, как серебряный омуль.
В ночной смуглоте из свинца облаков
не лезет луна и не просятся звёзды.
А он со спины обнимает любовь,
вдыхая покой и волос её гроздья.