[Алеко] Весь табор спит. Луна над ним полночной красотою блещет. Что ж сердце бедное трепещет? Какою грустью я томим? Я без забот, без сожаленья веду кочующие дни. Презрев оковы просвещенья, я волен так же, как они, я волен так же, как они. Я жил, не признавая власти судьбы коварной и слепой. Но, боже, как играют страсти моей послушною душой!.. Земфира! Как она любила! Как нежно прислонясь ко мне, в пустынной тишине часы ночные проводила! Как часто милым лепетаньем, упоительным лобзаньем задумчивость мою в минуту разогнать умела! Я помню: с негой, полной страсти, шептала мне она тогда: «Люблю тебя! В твоей я власти! Твоя, Алеко, навсегда!» И всё тогда я забывал, когда речам ее внимал и как безумный целовал её чарующие очи, кос чудных прядь, темнее ночи, уста Земфиры… А она, вся негой, страстью полна, прильнув ко мне, в глаза глядела… И что ж? И что ж? Земфира неверна! Земфира неверна! Моя Земфира охладела!
[Алеко]
Весь табор спит. Луна над ним
полночной красотою блещет.
Что ж сердце бедное трепещет?
Какою грустью я томим?
Я без забот, без сожаленья
веду кочующие дни.
Презрев оковы просвещенья,
я волен так же, как они,
я волен так же, как они.
Я жил, не признавая власти
судьбы коварной и слепой.
Но, боже, как играют страсти
моей послушною душой!..
Земфира! Как она любила!
Как нежно прислонясь ко мне,
в пустынной тишине
часы ночные проводила!
Как часто милым лепетаньем,
упоительным лобзаньем
задумчивость мою
в минуту разогнать умела!
Я помню: с негой, полной страсти,
шептала мне она тогда:
«Люблю тебя! В твоей я власти!
Твоя, Алеко, навсегда!»
И всё тогда я забывал,
когда речам ее внимал
и как безумный целовал
её чарующие очи,
кос чудных прядь, темнее ночи,
уста Земфиры… А она,
вся негой, страстью полна,
прильнув ко мне, в глаза глядела…
И что ж? И что ж?
Земфира неверна! Земфира неверна!
Моя Земфира охладела!
Любимый певец! Такой юный и как уже прекрасно поет!
Лучший и величайший
Гений
Спасибо!
Какая красота голоса