@@ВалерийПироженко-р1э Кому как. Мне, например, нравится не вся классическая литература.. Кому-то нравится она до безумия, а кто-то, как и вы - терпеть её не может)
@@ВалерийПироженко-р1эВот обо всем этом и написал. А вы говорите "ни о чем". И написал прекрасно: сколько сравнений и метафор, какая интересная подача "главного героя" --- не люблю Бунина, но тут ... снимаю шляпу. И ещё. Пишется "никчЕмный" .
Благодарю вас за прочтение этого рассказа, описание природы выше всех похвал, интересная история, да, надо жить как в последний день, а на Капри. я была 13 лет назад, понравился простой и красивый народ, живут скромно. Спасибо вам огромное за воспоминания. ❤❤❤
Да, что наша жизнь? Вот и человек всю жизнь работал и некогда , похоже, было замечать прелесть от самой жизни. А жизнь- прлсто миг , так и не успел отдохнуть...Наводит произведение на глубокие размвшления... Живи сегодня и сейчас!!!
Да, не стоит откладывать самое главное на потом, иначе можно не успеть. Наслаждение искусством, природой, пейзажами- все это должно быть каждодневной целью, нельзя без этого прожить всю жизнь, а потом за один год восполнить.
Бунин прекрасен в своих произведениях и на все времена,как прост его язык без напыщенности, слушая этот рассказ,как будто ты сам плывёшь на этом лайнере,описание природы просто классика; все его произведения очень кинематографичны и просто просятся на экран.Москва
Человек часто мечтает о том, что не идёт на пользу. Это путешествие убило Господина из Сан-Франциско, который запланировал такой тяжёлый вояж вокруг Света... Благодарю чтеца, а Бунин СУПЕР!
Хорошее чтение, спасибо! Какой язык у Бунина! Великий стилист! Да, человек предполагает, а Бог располагает. Такая суетная жизнь, любой миг может стать последним. Интересно, связана ли всё же эта внезапная смерть с тем, что он прочёл в газете?
Не обязательно, но обязательно не откладывать то, чего хочешь. Очень смело со стороны человека брать на себя ответственность сначала работать, а потом когда-нибудь наслаждаться жизнью
Господин из Сан-Франциско - имени его ни в Неаполе, ни на Капри никто не запомнил - ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения. Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее. Он работал не покладая рук, - китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит! - и наконец увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть. Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждение жизнью с поездки в Европу, в Индию, в Египет. Положил и он поступить так же. Конечно, он хотел вознаградить за годы труда прежде всего себя; однако рад был и за жену с дочерью. Жена его никогда не отличалась особой впечатлительностью, но ведь все пожилые американки страстные путешественницы. А что до дочери, девушки на возрасте и слегка болезненной, то для нее путешествие было прямо необходимо: не говоря уже о пользе для здоровья, разве не бывает в путешествиях счастливых встреч? Тут иной раз сидишь за столом и рассматриваешь фрески рядом с миллиардером. Маршрут был выработан господином из Сан-Франциско обширный. В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древности, тарантеллой, серенадами бродячих певцов и тем, что люди в его годы чувствуют особенно тонко, - любовью молоденьких неаполитанок, пусть даже и не совсем бескорыстной; карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые - стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас же стукаются белыми комочками о землю; начало марта он хотел посвятить Флоренции, к страстям господним приехать в Рим, чтобы слушать там Miserere; 1 входили в его планы и Венеция, и Париж, и бой быков в Севилье, и купанье на английских островах, и Афины, и Константинополь, и Палестина, и Египет, и даже Япония, - разумеется, уже на обратном пути... И все пошло сперва прекрасно.
Был конец ноября, до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно. Пассажиров было много, пароход - знаменитая «Атлантида» - был похож на громадный отель со всеми удобствами, - с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой, - и жизнь на нем протекала весьма размеренно: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффльборд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать - подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда длинными камышовыми креслами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель всего этого существования, венец его... И тут господин из Сан-Франциско спешил в свою богатую кабину - одеваться. По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных подвалах. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появлявшегося на люди из своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой, сирена, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах, стройными лакеями и почтительными метрдотелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как лорд-мэр.
Смокинг и крахмальное белье очень молодили господина из Сан-Франциско. Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый, он сидел в золотисто-жемчужном сиянии этого чертога за бутылкой вина, за бокалами и бокальчиками тончайшего стекла, за кудрявым букетом гиацинтов. Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью - крепкая лысая голова. Богато, но по годам была одета его жена, женщина крупная, широкая и спокойная; сложно, но легко и прозрачно, с невинной откровенностью - дочь, высокая, тонкая, с великолепными волосами, прелестно убранными, с ароматическим от фиалковых лепешечек дыханием и с нежнейшими розовыми прыщиками возле губ и между лопаток, чуть припудренных... Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, - в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, - задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца. Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и ее, и эти горы, - точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, - в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке, мрачным и знойным недрам преисподней, ее последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, - та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале все сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго - и музыка настойчиво, в сладостно-бесстыдной печали молила все об одном, все о том же... Был среди этой блестящей толпы некий великий богач, бритый, длинный, в старомодном фраке, был знаменитый испанский писатель, была всесветная красавица, была изящная влюбленная пара, за которой все с любопытством следили и которая не скрывала своего счастья: он танцевал только с ней, и все выходило у них так тонко, очаровательно, что только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на другом корабле.
В Гибралтаре всех обрадовало солнце, было похоже на раннюю весну; на борту «Атлантиды» появился новый пассажир, возбудивший к себе общий интерес, - наследный принц одного азиатского государства, путешествующий инкогнито, человек маленький, весь деревянный, широколицый, узкоглазый, в золотых очках, слегка неприятный - тем, что крупные усы сквозили у него как у мертвого, в общем же милый, простой и скромный. В Средиземном море шла крупная и цветистая, как хвост павлина, волна, которую, при ярком блеске и совершенно чистом небе, развела весело и бешено летевшая навстречу трамонтана... Потом, на вторые сутки, небо стало бледнеть, горизонт затуманился: близилась земля, показались Иския, Капри, в бинокль уже виден был кусками сахара насыпанный у подножия чего-то сизого Неаполь... Многие леди и джентльмены уже надели легкие, мехом вверх шубки; безответные, всегда шепотом говорящие бои-китайцы, кривоногие подростки со смоляными косами до пят и с девичьими густыми ресницами, исподволь вытаскивали к лестницам пледы, трости, чемоданы, несессеры... Дочь господина из Сан-Франциско стояла на палубе рядом с принцем, вчера вечером, по счастливой случайности, представленным ей, и делала вид, что пристально смотрит вдаль, куда он указывал ей, что-то объясняя, что-то торопливо и негромко рассказывая; он по росту казался среди других мальчиком, он был совсем не хорош собой и странен, - очки, котелок, английское пальто, а волосы редких усов точно конские, смуглая тонкая кожа на плоском лице точно натянута и как будто слегка лакирована, - но девушка слушала его и от волнения не понимала, что он ей говорит; сердце ее билось от непонятного восторга перед ним: все, все в нем было не такое, как у прочих, - его сухие руки, его чистая кожа, под которой текла древняя царская кровь; даже его европейская, совсем простая, но как будто особенно опрятная одежда таили в себе неизъяснимое очарование. А сам господин из Сан-Франциско, в серых гетрах на ботинках, все поглядывал на стоявшую возле него знаменитую красавицу, высокую, удивительного сложения блондинку с разрисованными по последней парижской моде глазами, державшую на серебряной цепочке крохотную, гнутую, облезлую собачку и все разговаривавшую с нею. И дочь, в какой-то смутной неловкости, старалась не замечать его.
Он был довольно щедр в пути и потому вполне верил в заботливость всех тех, что кормили и поили его, с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание, охраняли его чистоту и покой, таскали его вещи, звали для него носильщиков, доставляли его сундуки в гостиницы. Так было всюду, так было в плавании, так должно было быть и в Неаполе. Неаполь рос и приближался; музыканты, блестя медью духовых инструментов, уже столпились на палубе и вдруг оглушили всех торжествующими звуками марша, гигант-командир, в парадной форме, появился на своих мостках и, как милостивый языческий бог, приветственно помотал рукой пассажирам. А когда «Атлантида» вошла наконец в гавань, привалила к набережной своей многоэтажной громадой, усеянной людьми, и загрохотали сходни, - сколько портье и их помощников в картузах с золотыми галунами, сколько всяких комиссионеров, свистунов мальчишек и здоровенных оборванцев с пачками цветных открыток в руках кинулось к нему навстречу с предложением услуг! И он ухмылялся этим оборванцам, идя к автомобилю того самого отеля, где мог остановиться и принц, и спокойно говорил сквозь зубы то по-английски, то по-итальянски: - Go away! 2 Via! 3 Жизнь в Неаполе тотчас же потекла по заведенному порядку: рано утром - завтрак в сумрачной столовой, облачное, мало обещающее небо и толпа гидов у дверей вестибюля; потом первые улыбки теплого розоватого солнца, вид с высоко висящего балкона на Везувий, до подножия окутанный сияющими утренними парами, на серебристо-жемчужную рябь залива и тонкий очерк Капри на горизонте, на бегущих внизу, по набережной, крохотных осликов в двуколках и на отряды мелких солдатиков, шагающих куда-то с бодрой и вызывающей музыкой; потом - выход к автомобилю и медленное движение по людным узким и сырым коридорам улиц, среди высоких, многооконных домов, осмотр мертвенно-чистых и ровно, приятно, но скучно, точно снегом, освещенных музеев или холодных, пахнущих воском церквей, в которых повсюду одно и то же: величавый вход, закрытый тяжкой кожаной завесой, а внутри - огромная пустота, молчание, тихие огоньки семисвечника, краснеющие в глубине на престоле, убранном кружевами, одинокая старуха среди темных деревянных парт, скользкие гробовые плиты под ногами и чье-нибудь «Снятие со креста», непременно знаменитое; в час - второй завтрак на горе Сан-Мартино, куда съезжается к полудню немало людей самого первого сорта и где однажды дочери господина из Сан-Франциско чуть не сделалось дурно: ей показалось, что в зале сидит принц, хотя она уже знала из газет, что он в Риме; в пять - чай в отеле, в нарядном салоне, где так тепло от ковров и пылающих каминов; а там снова приготовления к обеду - снова мощный, властный гул гонга по всем этажам, снова вереницы, шуршащих по лестницам шелками и отражающихся в зеркалах декольтированных дам, Снова широко и гостеприимно открытый чертог столовой, и красные куртки музыкантов на эстраде, и черная толпа лакеев возле метрдотеля, с необыкновенным мастерством разливающего по тарелкам густой розовый суп... Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков.
Однако декабрь «выдался» не совсем удачный: портье, когда с ними говорили о погоде, только виновато поднимали плечи, бормоча, что такого года они и не запомнят, хотя уже не первый год приходилось им бормотать это и ссылаться на то, что всюду происходит что-то ужасное: на Ривьере небывалые ливни и бури, в Афинах снег, Этна тоже вся занесена и по ночам светит, из Палермо туристы, спасаясь от стужи, разбегаются... Утреннее солнце каждый день обманывало: с полудня неизменно серело и начинал сеять дождь да все гуще и холоднее; тогда пальмы у подъезда отеля блестели жестью, город казался особенно грязным и тесным, музеи чересчур однообразными, сигарные окурки толстяков-извозчиков в резиновых, крыльями развевающихся по ветру накидках - нестерпимо вонючими, энергичное хлопанье их бичей над тонкошеими клячами явно фальшивым, обувь синьоров, разметающих трамвайные рельсы, ужасною, а женщины, шлепающие по грязи, под дождем с черными раскрытыми головами, - безобразно коротконогими; про сырость же и вонь гнилой рыбой от пенящегося у набережной моря и говорить нечего. Господин и госпожа из Сан-Франциско стали по утрам ссориться; дочь их то ходила бледная, с головной болью, то оживала, всем восхищалась и была тогда и мила, и прекрасна: прекрасны были те нежные, сложные чувства, что пробудила в ней встреча с некрасивым человеком, в котором текла необычная кровь, ибо ведь, в конце концов, и не важно, что именно пробуждает девичью душу, - деньги ли, слава ли, знатность ли рода... Все уверяли, что совсем не то в Сорренто, на Капри - там и теплей, и солнечней, и лимоны цветут, и нравы честнее, и вино натуральней. И вот семья из Сан-Франциско решила отправиться со всеми своими сундуками на Капри, с тем, чтобы, осмотрев его, походив по камням на месте дворцов Тиверия, побывав в сказочных пещерах Лазурного Грота и послушав абруццких волынщиков, целый месяц бродящих перед Рождеством по острову и поющих хвалы деве Марии, поселиться в Сорренто.
Ленушка .. Себе представляю простор Предмосковья, сырую далёкость январской глуши, фонарную темь, заоконные хлопья, уютность жилища, звучанье души, редчайшие рейсы карет и тачанок, и цокот подков по осколкам дорог, проталины люков, пустой полустанок, и коврик, лизнувший намёрзший порог, застывшие ниточки троп, электричеств, нависших сосулек хрусталь, бахрому, сохранность спокойствия, счастья, язычеств, горенье лампады, что рушит всю тьму, Ваш образ предсонный, сникающий в дрёме, распущенный узел кофейной косы, стоянье у берега лодок, парома, что ждут приближенья живящей весны, туманные тучи над городом Вашим, прекрасную розовость девичьих щёк, уста, что вдруг стали вкуснее и краше, как только впитали лимонный чаёк, неспящие звуки сыночка и дочек, и дым, покидающий столбища труб, коль слышу прошедший по ста проводочкам Ваш бронзово-яблочный голос из губ!
Прекрасно описана жизнь в буржуазном обществе с её развлечениями в виде стрельбы в голубей (гнуснейшее развлечение). Всё обычно, без масок. Самое главное в этом обществе - деньги. 42:06
Бунина раньше не читал. Не знаю, дело в озвучке или в произведении, но очень тяжело было слушать, ставил на 0.75. Тяжело было следить за мыслью автора, представлять сцену. Каждое предложение как концентрат смысла. Пришлость довольно часто перематывать. Что по содержанию - вспоминаются стихи современника: Всё пройдёт, всё проходит когда-то, Будет год, будет день, будет миг. В одиночестве, в морге вчерашний господин из Сан-Франциско, А теперь просто мертвый старик
Грустный рассказ. Всю жизнь человек "пахал" на работе. Наконец-то решил, что может отдохнуть. Ан нет. Перегрузка произошла. Вывод: во время отдыхайте и не делайте ничего рывком. 58 лет ещё не возраст для смерти. А вообще-то рассказ о тщетности суеты. Надо просто жить, а не готовиться к жизни.
Он имел ввиду, что люди не свободны, зависимы от системы, и часто живут напоказ, а в действительности все не так, как кажется. Все притворяются, мимикрируют, настоящего нет почти ничего. Политики - все куклы в руках кукловодов, которые тоже актеру у других режиссеров повыше.
Какое страшное заблуждение у человека о самом себе! Если бы писатель продолжил об этом господине из Сан Франциско, уже не о теле, а о душе, которая высвободилась из него, в контексте Евангелия, где описан подобный случай о богаче и Лазаре, то страшно представить дальнейшую участь этого господина!
Написано безупречно. Но какой депрессивный взгляд на жизнь. Для чего такой рассказ? Чтобы жить не хотелось? Для писателя это терапия, свои проблемы он изживает, навесов свою тоску на души читателей, и тем самым за счёт них проведя себе с помощью художественного творчества оздоровительный сеанс... Хочется высококлассной прозы от душевно здорового писателя!
Время и деньги, потраченные на путешествия. Я с этим не согласен, путешествия нужны и важны. Есть возможность посмотреть, как могут жить люди и лучше, и хуже. К сожалению, я путешествую только на Ютубе, но если бы у меня были средства на путешествия, я бы точно был уверен, что это не зря
Странно как-то звучит нанятые влюбленные.И много чего не понятного для нас было.Одно неизменно,высокомерие и чванливость американцев хоть раньше хоть сейчас.
НАДО О СМЫСЛЕ ДУМАТЬ, А НЕ О ГОЛОСЕ. ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
@@НаталияГолубева-р3к ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
Чехов и Бунин родились в России,а к Украине никакого отношения не имеют! С кем - то перепутал этих великих русских писателей! Бунин родился в Воронеже,а детство провел в поместье на хуторе, Елецкого уезда Орловской губернии. Чехов-в г. Таганроге.
Приятный тембр голоса. Грамотное прочтение. Спасибо за доставленное удовольствие.
Совершенно прекрасно читает !!!! Сердечное спасибо !!!
Класс 👍 классика на все времена. Как бриллиант, как жемчужина. Чтец очаровательный. Спасибо за труд!
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
@@ВалерийПироженко-р1э Кому как. Мне, например, нравится не вся классическая литература.. Кому-то нравится она до безумия, а кто-то, как и вы - терпеть её не может)
@@ВалерийПироженко-р1эВот обо всем этом и написал. А вы говорите "ни о чем". И написал прекрасно: сколько сравнений и метафор, какая интересная подача "главного героя" --- не люблю Бунина, но тут ... снимаю шляпу.
И ещё. Пишется "никчЕмный" .
@@Chumochka__это е8😅а9ш8елл
@@ЛюдмилаАндрианова-к3п Что.
Благодарю вас за прочтение этого рассказа, описание природы выше всех похвал, интересная история, да, надо жить как в последний день, а на Капри. я была 13 лет назад, понравился простой и красивый народ, живут скромно. Спасибо вам огромное за воспоминания. ❤❤❤
Да, что наша жизнь? Вот и человек всю жизнь работал и некогда , похоже, было замечать прелесть от самой жизни. А жизнь- прлсто миг , так и не успел отдохнуть...Наводит произведение на глубокие размвшления... Живи сегодня и сейчас!!!
Да, не стоит откладывать самое главное на потом, иначе можно не успеть. Наслаждение искусством, природой, пейзажами- все это должно быть каждодневной целью, нельзя без этого прожить всю жизнь, а потом за один год восполнить.
Спасибо большое за ваш комментарий! Он мне помог сочинение написать💕
Бунин называл себя "последний классик". На мой взгляд, это действительно так. Спасибо за прочтение
Гениальный БУНИН !
Великолепный чтец !
Прекрасно!Спасибо,за такое великолепное прочтение!
Бунин прекрасен в своих произведениях и на все времена,как прост его язык без напыщенности, слушая этот рассказ,как будто ты сам плывёшь на этом лайнере,описание природы просто классика; все его произведения очень кинематографичны и просто просятся на экран.Москва
Какой человк.
Вы очень талантнивай человек,поможешь с моим русским?
ю
Какой прекрасный русский язик.
Человек часто мечтает о том, что не идёт на пользу. Это путешествие убило Господина из Сан-Франциско, который запланировал такой тяжёлый вояж вокруг Света...
Благодарю чтеца, а Бунин СУПЕР!
Хорошее чтение, спасибо! Какой язык у Бунина! Великий стилист!
Да, человек предполагает, а Бог располагает. Такая суетная жизнь, любой миг может стать последним. Интересно, связана ли всё же эта внезапная смерть с тем, что он прочёл в газете?
Удивительные говорящие описания, до жути. Замечательное прочтение, спасибо большое!
Как же хочется пару лет попутешествовать на лайнере по морям и океанам😊 Но делать это надо в молодости.
Не обязательно, но обязательно не откладывать то, чего хочешь. Очень смело со стороны человека брать на себя ответственность сначала работать, а потом когда-нибудь наслаждаться жизнью
«Но делать это надо в молодости»
Вы совершенно ничего не поняли из этого произведения.
Объясните, я тоже не поняла@@Voznesenskay
@@Voznesenskay так она про себя( мне кажется)
Я мало читала Бунина, хотя книги дома есть. Теперь прочту, спасибо!
Спасибо.❤❤❤
Потрясающее произведение. Если принять корабль как символ нашей жизни, рассказ принимает совсем иную глубину и измерение. Очень евангельская история.
Корабль еще как символ цивилизации, с его многоярусностью, лопастями, механизацией.
@@OlesyaSav возможно, здесь отражена и судьба самого мира…
Бред полный!
Шедевр. А чтец усиливает обаяние произведения
Благлдарю❤
Гениально! Спасибо
жесткая реальность. с понтом приплыл, а в коробке уплыл.
Спасибо🎉
Господин из Сан-Франциско - имени его ни в Неаполе, ни на Капри никто не запомнил - ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения.
Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее. Он работал не покладая рук, - китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит! - и наконец увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть. Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждение жизнью с поездки в Европу, в Индию, в Египет. Положил и он поступить так же. Конечно, он хотел вознаградить за годы труда прежде всего себя; однако рад был и за жену с дочерью. Жена его никогда не отличалась особой впечатлительностью, но ведь все пожилые американки страстные путешественницы. А что до дочери, девушки на возрасте и слегка болезненной, то для нее путешествие было прямо необходимо: не говоря уже о пользе для здоровья, разве не бывает в путешествиях счастливых встреч? Тут иной раз сидишь за столом и рассматриваешь фрески рядом с миллиардером.
Маршрут был выработан господином из Сан-Франциско обширный. В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древности, тарантеллой, серенадами бродячих певцов и тем, что люди в его годы чувствуют особенно тонко, - любовью молоденьких неаполитанок, пусть даже и не совсем бескорыстной; карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые - стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас же стукаются белыми комочками о землю; начало марта он хотел посвятить Флоренции, к страстям господним приехать в Рим, чтобы слушать там Miserere; 1 входили в его планы и Венеция, и Париж, и бой быков в Севилье, и купанье на английских островах, и Афины, и Константинополь, и Палестина, и Египет, и даже Япония, - разумеется, уже на обратном пути... И все пошло сперва прекрасно.
Был конец ноября, до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно. Пассажиров было много, пароход - знаменитая «Атлантида» - был похож на громадный отель со всеми удобствами, - с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой, - и жизнь на нем протекала весьма размеренно: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффльборд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать - подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда длинными камышовыми креслами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель всего этого существования, венец его... И тут господин из Сан-Франциско спешил в свою богатую кабину - одеваться.
По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных подвалах. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появлявшегося на люди из своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой, сирена, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах, стройными лакеями и почтительными метрдотелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как лорд-мэр.
Смокинг и крахмальное белье очень молодили господина из Сан-Франциско. Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый, он сидел в золотисто-жемчужном сиянии этого чертога за бутылкой вина, за бокалами и бокальчиками тончайшего стекла, за кудрявым букетом гиацинтов. Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью - крепкая лысая голова. Богато, но по годам была одета его жена, женщина крупная, широкая и спокойная; сложно, но легко и прозрачно, с невинной откровенностью - дочь, высокая, тонкая, с великолепными волосами, прелестно убранными, с ароматическим от фиалковых лепешечек дыханием и с нежнейшими розовыми прыщиками возле губ и между лопаток, чуть припудренных... Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, - в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, - задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца. Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и ее, и эти горы, - точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, - в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке, мрачным и знойным недрам преисподней, ее последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, - та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале все сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго - и музыка настойчиво, в сладостно-бесстыдной печали молила все об одном, все о том же... Был среди этой блестящей толпы некий великий богач, бритый, длинный, в старомодном фраке, был знаменитый испанский писатель, была всесветная красавица, была изящная влюбленная пара, за которой все с любопытством следили и которая не скрывала своего счастья: он танцевал только с ней, и все выходило у них так тонко, очаровательно, что только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на другом корабле.
В Гибралтаре всех обрадовало солнце, было похоже на раннюю весну; на борту «Атлантиды» появился новый пассажир, возбудивший к себе общий интерес, - наследный принц одного азиатского государства, путешествующий инкогнито, человек маленький, весь деревянный, широколицый, узкоглазый, в золотых очках, слегка неприятный - тем, что крупные усы сквозили у него как у мертвого, в общем же милый, простой и скромный. В Средиземном море шла крупная и цветистая, как хвост павлина, волна, которую, при ярком блеске и совершенно чистом небе, развела весело и бешено летевшая навстречу трамонтана... Потом, на вторые сутки, небо стало бледнеть, горизонт затуманился: близилась земля, показались Иския, Капри, в бинокль уже виден был кусками сахара насыпанный у подножия чего-то сизого Неаполь... Многие леди и джентльмены уже надели легкие, мехом вверх шубки; безответные, всегда шепотом говорящие бои-китайцы, кривоногие подростки со смоляными косами до пят и с девичьими густыми ресницами, исподволь вытаскивали к лестницам пледы, трости, чемоданы, несессеры... Дочь господина из Сан-Франциско стояла на палубе рядом с принцем, вчера вечером, по счастливой случайности, представленным ей, и делала вид, что пристально смотрит вдаль, куда он указывал ей, что-то объясняя, что-то торопливо и негромко рассказывая; он по росту казался среди других мальчиком, он был совсем не хорош собой и странен, - очки, котелок, английское пальто, а волосы редких усов точно конские, смуглая тонкая кожа на плоском лице точно натянута и как будто слегка лакирована, - но девушка слушала его и от волнения не понимала, что он ей говорит; сердце ее билось от непонятного восторга перед ним: все, все в нем было не такое, как у прочих, - его сухие руки, его чистая кожа, под которой текла древняя царская кровь; даже его европейская, совсем простая, но как будто особенно опрятная одежда таили в себе неизъяснимое очарование. А сам господин из Сан-Франциско, в серых гетрах на ботинках, все поглядывал на стоявшую возле него знаменитую красавицу, высокую, удивительного сложения блондинку с разрисованными по последней парижской моде глазами, державшую на серебряной цепочке крохотную, гнутую, облезлую собачку и все разговаривавшую с нею. И дочь, в какой-то смутной неловкости, старалась не замечать его.
Он был довольно щедр в пути и потому вполне верил в заботливость всех тех, что кормили и поили его, с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание, охраняли его чистоту и покой, таскали его вещи, звали для него носильщиков, доставляли его сундуки в гостиницы. Так было всюду, так было в плавании, так должно было быть и в Неаполе. Неаполь рос и приближался; музыканты, блестя медью духовых инструментов, уже столпились на палубе и вдруг оглушили всех торжествующими звуками марша, гигант-командир, в парадной форме, появился на своих мостках и, как милостивый языческий бог, приветственно помотал рукой пассажирам. А когда «Атлантида» вошла наконец в гавань, привалила к набережной своей многоэтажной громадой, усеянной людьми, и загрохотали сходни, - сколько портье и их помощников в картузах с золотыми галунами, сколько всяких комиссионеров, свистунов мальчишек и здоровенных оборванцев с пачками цветных открыток в руках кинулось к нему навстречу с предложением услуг! И он ухмылялся этим оборванцам, идя к автомобилю того самого отеля, где мог остановиться и принц, и спокойно говорил сквозь зубы то по-английски, то по-итальянски:
- Go away! 2 Via! 3
Жизнь в Неаполе тотчас же потекла по заведенному порядку: рано утром - завтрак в сумрачной столовой, облачное, мало обещающее небо и толпа гидов у дверей вестибюля; потом первые улыбки теплого розоватого солнца, вид с высоко висящего балкона на Везувий, до подножия окутанный сияющими утренними парами, на серебристо-жемчужную рябь залива и тонкий очерк Капри на горизонте, на бегущих внизу, по набережной, крохотных осликов в двуколках и на отряды мелких солдатиков, шагающих куда-то с бодрой и вызывающей музыкой; потом - выход к автомобилю и медленное движение по людным узким и сырым коридорам улиц, среди высоких, многооконных домов, осмотр мертвенно-чистых и ровно, приятно, но скучно, точно снегом, освещенных музеев или холодных, пахнущих воском церквей, в которых повсюду одно и то же: величавый вход, закрытый тяжкой кожаной завесой, а внутри - огромная пустота, молчание, тихие огоньки семисвечника, краснеющие в глубине на престоле, убранном кружевами, одинокая старуха среди темных деревянных парт, скользкие гробовые плиты под ногами и чье-нибудь «Снятие со креста», непременно знаменитое; в час - второй завтрак на горе Сан-Мартино, куда съезжается к полудню немало людей самого первого сорта и где однажды дочери господина из Сан-Франциско чуть не сделалось дурно: ей показалось, что в зале сидит принц, хотя она уже знала из газет, что он в Риме; в пять - чай в отеле, в нарядном салоне, где так тепло от ковров и пылающих каминов; а там снова приготовления к обеду - снова мощный, властный гул гонга по всем этажам, снова вереницы, шуршащих по лестницам шелками и отражающихся в зеркалах декольтированных дам, Снова широко и гостеприимно открытый чертог столовой, и красные куртки музыкантов на эстраде, и черная толпа лакеев возле метрдотеля, с необыкновенным мастерством разливающего по тарелкам густой розовый суп... Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков.
Однако декабрь «выдался» не совсем удачный: портье, когда с ними говорили о погоде, только виновато поднимали плечи, бормоча, что такого года они и не запомнят, хотя уже не первый год приходилось им бормотать это и ссылаться на то, что всюду происходит что-то ужасное: на Ривьере небывалые ливни и бури, в Афинах снег, Этна тоже вся занесена и по ночам светит, из Палермо туристы, спасаясь от стужи, разбегаются... Утреннее солнце каждый день обманывало: с полудня неизменно серело и начинал сеять дождь да все гуще и холоднее; тогда пальмы у подъезда отеля блестели жестью, город казался особенно грязным и тесным, музеи чересчур однообразными, сигарные окурки толстяков-извозчиков в резиновых, крыльями развевающихся по ветру накидках - нестерпимо вонючими, энергичное хлопанье их бичей над тонкошеими клячами явно фальшивым, обувь синьоров, разметающих трамвайные рельсы, ужасною, а женщины, шлепающие по грязи, под дождем с черными раскрытыми головами, - безобразно коротконогими; про сырость же и вонь гнилой рыбой от пенящегося у набережной моря и говорить нечего. Господин и госпожа из Сан-Франциско стали по утрам ссориться; дочь их то ходила бледная, с головной болью, то оживала, всем восхищалась и была тогда и мила, и прекрасна: прекрасны были те нежные, сложные чувства, что пробудила в ней встреча с некрасивым человеком, в котором текла необычная кровь, ибо ведь, в конце концов, и не важно, что именно пробуждает девичью душу, - деньги ли, слава ли, знатность ли рода... Все уверяли, что совсем не то в Сорренто, на Капри - там и теплей, и солнечней, и лимоны цветут, и нравы честнее, и вино натуральней. И вот семья из Сан-Франциско решила отправиться со всеми своими сундуками на Капри, с тем, чтобы, осмотрев его, походив по камням на месте дворцов Тиверия, побывав в сказочных пещерах Лазурного Грота и послушав абруццких волынщиков, целый месяц бродящих перед Рождеством по острову и поющих хвалы деве Марии, поселиться в Сорренто.
Большое спасибо!
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
спасибо большое)
Гениально
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
Ленушка
..
Себе представляю простор Предмосковья,
сырую далёкость январской глуши,
фонарную темь, заоконные хлопья,
уютность жилища, звучанье души,
редчайшие рейсы карет и тачанок,
и цокот подков по осколкам дорог,
проталины люков, пустой полустанок,
и коврик, лизнувший намёрзший порог,
застывшие ниточки троп, электричеств,
нависших сосулек хрусталь, бахрому,
сохранность спокойствия, счастья, язычеств,
горенье лампады, что рушит всю тьму,
Ваш образ предсонный, сникающий в дрёме,
распущенный узел кофейной косы,
стоянье у берега лодок, парома,
что ждут приближенья живящей весны,
туманные тучи над городом Вашим,
прекрасную розовость девичьих щёк,
уста, что вдруг стали вкуснее и краше,
как только впитали лимонный чаёк,
неспящие звуки сыночка и дочек,
и дым, покидающий столбища труб,
коль слышу прошедший по ста проводочкам
Ваш бронзово-яблочный голос из губ!
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
Гений! ❤
Прекрасно описана жизнь в буржуазном обществе с её развлечениями в виде стрельбы в голубей (гнуснейшее развлечение). Всё обычно, без масок. Самое главное в этом обществе - деньги. 42:06
Вывод, в преклонном возрасте надо не шариться по Италии , а отдыхать на родной природе среди друзей и домашних.
👏🏻👏🏻👏🏻
Спасибо
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
@@ВалерийПироженко-р1э это вы к чему? Я написала спасибо за то, что мне надо было это очень быстро прочитать, а тут можно ускорить
Бунина раньше не читал. Не знаю, дело в озвучке или в произведении, но очень тяжело было слушать, ставил на 0.75. Тяжело было следить за мыслью автора, представлять сцену. Каждое предложение как концентрат смысла. Пришлость довольно часто перематывать.
Что по содержанию - вспоминаются стихи современника:
Всё пройдёт, всё проходит когда-то,
Будет год, будет день, будет миг.
В одиночестве, в морге вчерашний господин из Сан-Франциско,
А теперь просто мертвый старик
Тонко)
Ну вот, почему я не долумалась замедлить? Чтение очень спешное. Из-за отсутствия диалогов слушать тяжело
Я перечитал произведение потом в тексте, и понял, что при прослушивании очень много всего упусил
то чувство, когда слушаешь на 2х, параллельно читая текст, чтобы подготовиться к егэ по литературе
@@patientiaa а зачем читать и слушать одновременно?))
А по мне так затянуто ))
Грустный рассказ. Всю жизнь человек "пахал" на работе. Наконец-то решил, что может отдохнуть. Ан нет. Перегрузка произошла. Вывод: во время отдыхайте и не делайте ничего рывком. 58 лет ещё не возраст для смерти. А вообще-то рассказ о тщетности суеты. Надо просто жить, а не готовиться к жизни.
Как хорошо вы сказали, самую суть жизни. Спасибо.
Сказал гениальный шекспир. Что мир театр и мы актёры в нем. Но выступление не всегда удачно
Он имел ввиду, что люди не свободны, зависимы от системы, и часто живут напоказ, а в действительности все не так, как кажется. Все притворяются, мимикрируют, настоящего нет почти ничего. Политики - все куклы в руках кукловодов, которые тоже актеру у других режиссеров повыше.
😊😊😊
Какое страшное заблуждение у человека о самом себе! Если бы писатель продолжил об этом господине из Сан Франциско, уже не о теле, а о душе, которая высвободилась из него, в контексте Евангелия, где описан подобный случай о богаче и Лазаре, то страшно представить дальнейшую участь этого господина!
Как ни соберешься аудиокнигу на ютубе послушать, так одни и теже 10 штук попадаются, 10 волхвовов и эта
По мне так скорогтворка.
помоги пожалуйста, вопрос: "Зачем Бунину понадобился это вставной эпизод?"
Написано безупречно. Но какой депрессивный взгляд на жизнь. Для чего такой рассказ? Чтобы жить не хотелось? Для писателя это терапия, свои проблемы он изживает, навесов свою тоску на души читателей, и тем самым за счёт них проведя себе с помощью художественного творчества оздоровительный сеанс...
Хочется высококлассной прозы от душевно здорового писателя!
🤫🧏 бай бай.
Спасибо..
Некого даже послушать ! Данное чтение не воспринимается,, почему не Терновский читает?
Интонация у чтеца несколько неестественная. 😕 Похожая на робота.
Как будто слушаешь поневоле, а не с удовоьствием…
Во-первых, "вы". Я вам не подружка и родственница.
Во-вторых, слушать я не стала.
@@АннаЧурсина-л5нПоздравляю с подключением к интернету.
Ой... Люди.. лишь бы ляпнуть чё
Столкновение сотканного из пошлых условностей и унылых страстей образа жизни господина из Сан-Франциско и неприглядной в своей настоящести смерти.
Спасибо за прочтение, но чтение слишком торопливое
ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ..
Деньги? За аудиокнигу на Ютуб?😂
@@НиколайБольшаков-д4вмне кажется, автор комментария здесь говорил о смысле книги
Время и деньги, потраченные на путешествия. Я с этим не согласен, путешествия нужны и важны. Есть возможность посмотреть, как могут жить люди и лучше, и хуже. К сожалению, я путешествую только на Ютубе, но если бы у меня были средства на путешествия, я бы точно был уверен, что это не зря
Ну и литература.......
Куда вы так бежите, кто вас гонит? Пожалуйста читайте медленнее. Учатесь у старых советских актёров!
На 1.25 слушал. Вам даже на 1x быстро? У вас похоже мозг на половину не работает
Странно как-то звучит нанятые влюбленные.И много чего не понятного для нас было.Одно неизменно,высокомерие и чванливость американцев хоть раньше хоть сейчас.
Все богачи чванливые и высокомерные. Многие к тому же ещё и циничные. Это не зависит от национальности.
Всем здоровья
Я не мог понять ачем росказ
Бунин , замечательный !!! Но, вынуждена отказаться от прочтения !!! Приятный голос , но ...прочтение ужасное!!! Шестой класс, средней школы !!!
Прекрасное прочтение!
НАДО О СМЫСЛЕ ДУМАТЬ, А НЕ О ГОЛОСЕ. ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
@@НаталияГолубева-р3к ТАК, НИ О ЧЁМ. БРЕННОСТЬ, СУЕТА, ПУСТОТА НИЧКОМНОЙ ЖИЗНИ. ПУТЕШЕСТВИЯ, СМОТРИНЫ, НИЧЕГО ДЛЯ УГЛУБЛЕНИЯ СЕБЯ НЕ ДАЮТ. ВЫБРОШЕННОЕ ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ.
@@ВалерийПироженко-р1э походу какого-то коммуниста порвало
@@foggy3025 КОММУНИСТЫ С НАРОДОМ СТРАНУ СОЗДАЛИ, А ТЕПЕРЬ ЕЁ НЕТ.
Да,ушел смысл жизни от комментаторов,некоторых,правда.Бунин и Чехов -же чужины литературы и не русской ,а мировой.К счастью.И оба родом из Украины.
Не знаю как Чехов, а Бунин родом из Ельца.
Чехов и Бунин родились в России,а к Украине никакого отношения не имеют!
С кем - то перепутал этих великих русских писателей!
Бунин родился в Воронеже,а детство провел в поместье на хуторе, Елецкого уезда Орловской губернии.
Чехов-в г. Таганроге.
Сними кастрюлю с головы.
И за эту фигню дали Нобелевскую!Жуть.
За роман "Жизнь Арсеньева" получил
Только не в этом чтении, голос слабоват для такого произведения. Испортил такую вещь.
Прыщики могут быть нежнейшими…
Спасибо