После 24 никто в кого я верил не подвел. Ни БГ, ни Шевчук и оказалось большим сюрпризомгероическая Алла с Максимом. Спасибо вам, ваша "Аделаида" бессмертна в веках. Я рос и вырос на "Равноденствие"
"Равноденствие" и сейчас звучит свежо, слушаю, бывает. Но Гребенщикова считаю плохим человеком, предателем. Да еще и зарабатывающим на своих паскудных антироссийских текстах и интервью.
@@user-cn6ci3mf4q И в чем оно,это ощущение и понимание свободы,от накопленной любви,со свободой внутри,а что во вне,сдаётся мне, вы просто изолируетесь от действительности,так как не можете с ней взаимодействовать,а весь ваш полёт фантазий(сплошь идеалистических),исключительно в виртуальности,либо хуже, в сконструированным кем-то мирке,а вы, этого даже не замечаете,но что ещё хуже-не желаете замечать!
@@user-mz3hh5rl2n Я к вам так..Горите синнм пламене м а песня говно..Как и все оно. Другого Он и не писал..Хоть на аглицкоом. Хоть на нимецком..поищите..удачи..😉🙂
При всей жгучей актуальности песни образы, в неё заложенные, будут интересны и тогда, когда уже превратится в историю породившая их сегодняшняя реальность.
Ага. Он мастер говорить ни очем .Может поможет растерять..,чего не потеряли? ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК..Занозу в ж...пе разглядеть..иль откопать в г. .не алмаз? Зовите хором дядю Борю.. Он с инструментом и без боли..Как фокусник ,взмахнув рукой излечит коклюш, корь, и свинку..попутно застарелый гемморой..🙂
ВНИМАНИЕ РОЗЫСК! Разыскивается Украина, возраст 30 лет, есть отклонения в развитии. В феврале 14 года вышла из дома по направлению в сторону ЕС. До ЕС так и не дошла, но домой тоже не вернулась. Была одета в вышиванку и сине-жёлтые труселя, на голове венок с розочками, в руках серп, отзывается на слово НАТО, при упоминании слова МОСКАЛЬ начинает агрессировать и неконтролируемо прыгает на месте, есть склонность к попрошайничеству и предательству, за деньги может переспать с первым встречным. Имеет навязчивую идею, постоянно ищет какого- то Славу. При контакте в дом не впускать, т.к. сразу считает дом своим, в противном случае метит дом фекалиями.
@@prokaznik6871 найдена страна, которая стремительно идёт вслед за своим русским военными кораблем, бряцая аналоговнетным оружием. На гербе птица-мутант двухголовая. Головы смотрят в разные стороны, потому и население живет в говне, порядка нет. Осторожно, может убивать соседей, называя их при этом братьями.
@@prokaznik6871 Ага и ще ворует унитазы и стиралки😅😅😅😅 Любит присваивать себе чужую историю а сама - место на болотах 😢😢😢😅😅😅 и безбожно жрет боярышник😅😅😅
давайте вместе в комментариях подберем аккорды? каподастр на 3м ладу. точно есть аккорды Em, G, D(?), в 3 строке есть C, в 4й - Am Черный лебедь прокладывает курс, Черный лебедь в поле битого кирпича. Когда я жил на берегу реки, я знал каждую каплю на вкус. Но я не помню где был дом, у меня больше нет ключа. Мое тело вертикальный взлет по оси, Я знаю все, что случится за мгновение "до". Мои крылья цвета такого огня, что, Господи, помилуй их и спаси. Цвета огня в лесу, в котором было мое гнездо. Я пришел сюда не потому что хотел, Я родился без имени, я не выбирал цвета глаз. Я даже представить не мог этого крика тысячи тел, И я не верю словам "Это последний раз".
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
"Однажды 2 мая я сидел на испанском пляже, пил мохито и слушал фламенко. Меня ещё не заблокировали в твиттере, американский конгресс в моём отношении не ввел персональные санкции, Прибалтика не объявила персоной нон-грата и я не таскался туда сюда, на Донбасс с гуманитаркой для самых лучших на свете людей. Были только пляж, мохито и фламенко. Но кто-то в ближайшем кафе включил телевизор и я услышал за Дом Профсоюзов. Дальше мою историю вы знаете. Вечная память жителям Одессы, шагнувшим за Россию в огонь! " И. Охлобыстин
Спасибо огромное за новую песню! Страшно было слышать в интервью, что Вы не смогли за год написать ни одной песни. Душа болит, тут не до песен, понимаю. Но она бессмертна. Поэтому вдвойне спасибо, что душа смогла петь снова!
@@peterl4864 какого цвета?! он родился в Советском Союзе, Цвет красный! Лебедь символ любви, с красными крыльями. Что означает этот символ? В чём пророчество?... Огонь в лесу, где было моё гнездо, опять же в СССР, этот огонь давно погас на пепелище Парламента в 1992 году. Красивая песня нео чём, пророчества уже сбылись. Грустно.
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Что здесь понимать? Кликушествует, ждёт распада России. "Понятие"Черный Лебедь" ввёл в обращение математик и экономист Нассим Николас Талеб. Это - событие, которое изначально кажется редким и труднопрогнозируемым, а задним числом предсталяется вполне логичным. По Талебу примеры такого события - первая мировая война, распад СССР, теракт 11 сентября 2001 года, финансовый кризис 2008, пандемия коронавируса " Исходя из его настроений, он ждёт распада России.
@@wruman426 Пророчество гласит: "Гибель России есть гибель всего мира". Так что тебе нет причин радоваться. Вряд ли ты один, на коне, уцелеешь в гибнушем мире, вследствие распада России.
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук, Андрей Макаревич - это светилы добра и здравого смысла, мощные столпы в рок индустрии мирового уровня, великие человечища, люди мысли и мира, вызывающие невероятное уважение за свою целостность, честность и достоинство с которым они действуют в этом непростом мире.
нет, эти люди просто предали своих фанатов, свою страну , которая их взрастила и дала популярность... они не "за свободу боролись", а за "западный образ жизни" который они сейчас потеряли... у Макаревича вообще все банально - товарищ ушел в оппозицию потому что приобрел виноградники в Крыму, а в 2014 году он стал частью России, вот и начал бузить - оппозиционировать...
@@user-gg1cc5wv7e а они безумцы? они что-то устроили??? учи историю, мальчик, конкретно "Карибский кризис" когда могла случиться ядерная война. Путин с декабря 2021 года предупреждал НАТО , 3 месяца их уговаривал учесть интересы безопасности России..... п.с. ты еще скажи что нацистов нет в Украине и что с 2014 года не убивали мирных жителей Донбасса... и что фашистский преступник Бандера НЕ герой современной Украины...
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@Dmitrii7512 никакой разницы. Вопрос самосохранения. К тому же Гребенщиков ответил на агрессию РФ моментально обвинив кремль. У него не оставалось выбора. А ЮЮ сделал все достаточно осторожно.
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@AnitaZelikson В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима. В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине. На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях. Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается. В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима. В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине. На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях. Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Когда люди осознают себя и достигнут хоть малейшего просветления они поймут что дело артиста развлекать людей ,а не учить нас жить. Дай бог это осознают и люди......
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Дай вам Бог здоровья, Борис Борисович, не печальтесь, мы все люди, все мы дома, а Бог смотрит и ждет нас всех домой, пока мы тут нагуляемся :) Рано или поздно мы все вернемся домой :)
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@user-vb6pd8ku1x Любезнейшая Светлана, Я иду из неведомого в неведомое, и ни у кого разрешений не испрашиваю.. И вы так же, и все живые существа... Сегодняшнего дня ещё не было....никогда! Желаю Сокровенных Состояний вам..
Бертольт Брехт Баллада об одобрении мира Пусть я не прав, но я в рассудке здравом. Они мне нынче свой открыли мир. Я перст увидел. Был тот перст кровавым. Я поспешил сказать, что этот мир мне мил. Дубинка надо мной. Куда от мира деться? Он день и ночь со мной, и понял я тогда, Что мясники, как мясники - умельцы. И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да». Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно. И стал я это «да» твердить всему и вся. Ведь я боялся в руки им попасться И одобрял все то, что одобрять нельзя. Когда народу не хватало хлеба, А юнкер цены был удвоить рад, Я правдолюбцам объяснял без гнева: Хороший хлеб, хотя дороговат. Когда с работы гнали фабриканты Двоих из трех, я говорил тем двум: Просите фабрикантов деликатно, Ведь в экономике я - ни бум-бум! Планировали войны генералы. Их все боялись - и не от добра Кричал я генералу с тротуара: «Техническому гению - ура!» Избранника, который подлой басней На выборах голодных обольщал, Я защищал: оратор он прекрасный, Его беда, что много обещал... Чиновников, которых съела плесень, Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил, И нас давил налогами, как прессом, Я защищал, прибавки им просил. И не расстраивал я полицейских, Господ судейских тоже я берег, Для рук их честных, лишь от крови мерзких, С охотой я протягивал платок. Суд собственность хранит, и обожаю Наш суд кровавый, чту судейский сан, И судей потому не обижаю, Что сам не знаю, что скрываю сам. Судейские, сказал я, непреклонны, Таких нет денег и таких нет сил, Чтоб их заставить соблюдать законы. «Не это ль неподкупность?» - я спросил. Вот хулиганы женщин избивают. Но, погодите: у хулиганья Резиновых дубинок не бывает, Тогда - пардон - прошу прощенья я. Полиция нас бережет от нищих И не дает покоя беднякам. За службу, что несет она отлично, Последнюю рубашку ей отдам. Теперь, когда я донага разделся, Надеюсь, что ко мне претензий нет, Хоть сам принадлежу к таким умельцам, Что ложь разводят на столбцах газет, К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер. Они твердят: убийцы не убили. А я протягиваю свежий номер. Читайте, говорю, учитесь стилю, Волшебною горой почтил нас автор. Все славно, что писал он (ради денег), Зато (бесплатно) утаил он правду. Я говорю; он слеп, но не мошенник. Торговец рыбой говорит прохожим: Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет. Подлаживаюсь я к нему. Быть может, И на меня охотников найдет. Изъеденному люэсом уроду, Купившему девчонку за гроши, За то, что женщине дает работу, С опаской руку жму, но от души. Когда выбрасывает бедных Врач, как рыбак - плотву, молчу. Ведь без врача не обойтись мне, Уж лучше не перечить мне врачу. Пустившего конвейер инженера, А также всех рабочих на износ,- Хвалю. Кричу: техническая эра! Победа духа мне мила до слез! Учителя и розгою и палкой Весь разум выбивают из детей, А утешаются зарплатой жалкой, И незачем ругать учителей. Подростки, точно дети низкорослы, Но старики - по речи и уму. А почему несчастны так подростки Отвечу я: не знаю почему. Профессора пускаются в витийство, Чтоб обелить заказчиков своих, Твердят о кризисах - не об убийствах. Такими в общем представлял я их. Науку, что нам знанья умножает, Но умножает горе и беду, Как церковь чту, а церковь уважаю За то, что умножает темноту. Но хватит! Что ругать их преподобья? Через войну и смерть несет их рать Любовь к загробной жизни. С той любовью, Конечно, проще будет помирать. Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись. «А где господь?» - вопит нужда окрест. И тычет пастор в небо жирный палец, Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть». Седлоголовые Георга Гросса Грозятся мир пустить в небытие, Всем глотки перерезав. Их угроза Встречает одобрение мое. Убийцу видел я и видел жертву. Я трусом стал, но жалость не извел. И, видя, как убийца жертву ищет Кричал: «Я одобряю произвол!» Как дюжи эти мясники и ражи. Они идут - им только волю дай! Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!» Не по душе мне низость, но сейчас В своем искусстве я бескрыл и сир, И в грязный мир я сам добавил грязь Тем самым, что одобрил грязный мир. ------ Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года . К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@Glyc01 В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима. В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине. На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях. Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается. В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима. В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине. На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях. Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
После 24 никто в кого я верил не подвел. Ни БГ, ни Шевчук и оказалось большим сюрпризомгероическая Алла с Максимом. Спасибо вам, ваша "Аделаида" бессмертна в веках. Я рос и вырос на "Равноденствие"
Алла помчалась ДЕНЮШКИ СПАСАТЬ))))))
И Макаревич
Слава Урне🎉😂
То же самое
"Равноденствие" и сейчас звучит свежо, слушаю, бывает. Но Гребенщикова считаю плохим человеком, предателем. Да еще и зарабатывающим на своих паскудных антироссийских текстах и интервью.
Свободный человек. Дай Бог большинству быть такими.
Свободный от чего?Свободный для кого?Свободный где?
@@user-ie8ql8fx7l свободный внутри своего существа. С возрастом и накоплением любви в Душе, возможно, и Вам откроется ощущение и понимание Свободы. ❤
@@user-cn6ci3mf4q И в чем оно,это ощущение и понимание свободы,от накопленной любви,со свободой внутри,а что во вне,сдаётся мне, вы просто изолируетесь от действительности,так как не можете с ней взаимодействовать,а весь ваш полёт фантазий(сплошь идеалистических),исключительно в виртуальности,либо хуже, в сконструированным кем-то мирке,а вы, этого даже не замечаете,но что ещё хуже-не желаете замечать!
Всегда верила вашим словам! Спасибо вам огромное Борис Борисович! Всех благ вам!
Долгих вам лет крылатый человек!❤
Крутая песня,Борис Борисович,и знайте,что вы-ВСЕГДА дома,потому,что ВЫ-и есть дом...
В чем крутость???
@@user-vb6pd8ku1x крутость в гойде за 3 дня
@@user-vb6pd8ku1x Песня просто ураган! Не знаю как это объяснить... да и зачем...
@@user-mz3hh5rl2n Я к вам так..Горите синнм пламене м а песня говно..Как и все оно.
Другого Он и не писал..Хоть на аглицкоом. Хоть на нимецком..поищите..удачи..😉🙂
Как здорово, что есть такие люди!!! Когда я Вас слушаю, плачу, но уходит страх...и хочется верить, что у нас у всех есть будущее.
Натхнення і нових творчих успіхів 🎶👏
При всей жгучей актуальности песни образы, в неё заложенные, будут интересны и тогда, когда уже превратится в историю породившая их сегодняшняя реальность.
Борис Борисович! Благодарю, за прекрасную песню! Дай Бог нам всем пережить это всё бесовство! ЧЕЛОВЕК - ПОБЕДИТ! ❤️👏👏👏
Очень правильно и сильно!!! До глубины души..
Спасибо БГ❤ за человечность честь и совесть
напишите текст
У либервоты её нет.
@@masteryoba1132 ,сколько ненависти.Почему?
@@eucaryot Какая совесть может быть у падонка, который финансирует мразь нацисткую?
@@masteryoba1132 а у гойды за 3 дня есть?
Как хорошо, что среди нас есть такие Люди... Ещё не все потеряно.
Среди вас британцев?
Ага. Он мастер говорить ни очем .Может поможет растерять..,чего не потеряли? ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК..Занозу в ж...пе разглядеть..иль откопать в г. .не алмаз? Зовите хором дядю Борю..
Он с инструментом и без боли..Как фокусник ,взмахнув рукой излечит коклюш, корь, и свинку..попутно застарелый гемморой..🙂
@@user-HLOPUhA среди гойды гопничков
@@user-vb6pd8ku1x Светка после прошивки
@@user-vb6pd8ku1x какой интеллигентный коммент у Вас, однако. Этичность и воспитание так и бросаются в глаза😅
Привіт з України дякую за вашу музику всім людям доброї волі ☮️ розуміння себе та процесів що відбуваються в всесвіті здоров'я успіхів у ваших справах
Дякую!
ВНИМАНИЕ РОЗЫСК! Разыскивается Украина, возраст 30 лет, есть отклонения в развитии. В феврале 14 года вышла из дома по направлению в сторону ЕС. До ЕС так и не дошла, но домой тоже не вернулась. Была одета в вышиванку и сине-жёлтые труселя, на голове венок с розочками, в руках серп, отзывается на слово НАТО, при упоминании слова МОСКАЛЬ начинает агрессировать и неконтролируемо прыгает на месте, есть склонность к попрошайничеству и предательству, за деньги может переспать с первым встречным. Имеет навязчивую идею, постоянно ищет какого- то Славу. При контакте в дом не впускать, т.к. сразу считает дом своим, в противном случае метит дом фекалиями.
@@prokaznik6871 найдена страна, которая стремительно идёт вслед за своим русским военными кораблем, бряцая аналоговнетным оружием. На гербе птица-мутант двухголовая. Головы смотрят в разные стороны, потому и население живет в говне, порядка нет. Осторожно, может убивать соседей, называя их при этом братьями.
@@prokaznik6871 Ага и ще ворует унитазы и стиралки😅😅😅😅 Любит присваивать себе чужую историю а сама - место на болотах 😢😢😢😅😅😅 и безбожно жрет боярышник😅😅😅
@@prokaznik6871 долго сочинял? это всё что ты можешь, андрофаг )
СпасиБо Вам, Добра!
Спасибо за музыку!
не ему спасибо, а Игги Попу
Так должен выглядеть мудрец. Такие слова он должен говорить. Браво Маэстро!
В кромешной тьме должен быть хотя бы лучик света. Спасибо что он есть
давайте вместе в комментариях подберем аккорды?
каподастр на 3м ладу. точно есть аккорды Em, G, D(?), в 3 строке есть C, в 4й - Am
Черный лебедь прокладывает курс,
Черный лебедь в поле битого кирпича.
Когда я жил на берегу реки, я знал каждую каплю на вкус.
Но я не помню где был дом, у меня больше нет ключа.
Мое тело вертикальный взлет по оси,
Я знаю все, что случится за мгновение "до".
Мои крылья цвета такого огня, что, Господи, помилуй их и спаси.
Цвета огня в лесу, в котором было мое гнездо.
Я пришел сюда не потому что хотел,
Я родился без имени, я не выбирал цвета глаз.
Я даже представить не мог этого крика тысячи тел,
И я не верю словам "Это последний раз".
А мне послышалось: Мои крылья цвета такого огня....Цвета огня в лесу...
@@Kharry2 спасибо, поправил!
Спасибо за расшифровку слов текста! 👍🏼
Thank you for the translation
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Шикарная песня! Маэстро БГ как всегда на высоте! Борису Борисовичу свежих актуальных песен и долгих лет!
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
А что шикарного то???
@@Akella230 да нее гойда за 3 дня это да!
Почтеннейий Борис Борисович! Благодарим за предупреждения и молитвы. Здоровья и долгих лет!
Жаль что слышащих слишком мало оказалось
Здоровья Вам Борис Борисович!
"Однажды 2 мая я сидел на испанском пляже, пил мохито и слушал фламенко. Меня ещё не заблокировали в твиттере, американский конгресс в моём отношении не ввел персональные санкции, Прибалтика не объявила персоной нон-грата и я не таскался туда сюда, на Донбасс с гуманитаркой для самых лучших на свете людей. Были только пляж, мохито и фламенко. Но кто-то в ближайшем кафе включил телевизор и я услышал за Дом Профсоюзов. Дальше мою историю вы знаете. Вечная память жителям Одессы, шагнувшим за Россию в огонь! " И. Охлобыстин
Просто спасибо и чтоб меньше боли.
Борис, вы никогда не постареете. Спасибо за музыку
Спасибо огромное за новую песню! Страшно было слышать в интервью, что Вы не смогли за год написать ни одной песни. Душа болит, тут не до песен, понимаю. Но она бессмертна. Поэтому вдвойне спасибо, что душа смогла петь снова!
Огонь! Чёрный лебедь, настало твоё время!
огонь в лесу, в котором было мое гнездо. !!
Пророческие слова...
Цвета крыльев этого лебедя.
@@peterl4864 какого цвета?! он родился в Советском Союзе, Цвет красный! Лебедь символ любви, с красными крыльями. Что означает этот символ? В чём пророчество?... Огонь в лесу, где было моё гнездо, опять же в СССР, этот огонь давно погас на пепелище Парламента в 1992 году. Красивая песня нео чём, пророчества уже сбылись. Грустно.
Спасибо, дорогой, Борис Борисович! Каждая строчка в самое сердце... 🙏
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Пришёл пить воду и вот теперь черный лебедь -- сильно.
Здравия и долгие лета Борис Борисович
Спасибо! Это то, что было нужно прямо сейчас
❤❤❤❤
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@olegwagner1058 вы что всем эту фигню рассылаете , а зачем это что пропаганда ?!🤕🧐😏🙃
Помним о Вас!!! Знаем,что вы есть! И Это Главное!!! Спасибо за все!
Звучит как эпитафия
Спаси Бог Вас .
Тяжелые времена создают сильное творчество.
Спасибо, Борис Борисович!
Хорошая песня. Не все смогут её осознать.
Что здесь понимать? Кликушествует, ждёт распада России.
"Понятие"Черный Лебедь" ввёл в обращение математик и экономист Нассим Николас Талеб. Это - событие, которое изначально кажется редким и труднопрогнозируемым, а задним числом предсталяется вполне логичным. По Талебу примеры такого события - первая мировая война, распад СССР, теракт 11 сентября 2001 года, финансовый кризис 2008, пандемия коронавируса "
Исходя из его настроений, он ждёт распада России.
@@Saveliy_ ну вы блин даёте.
@@Saveliy_ Чего его ждать? он сам придет, не в первый, но в последний раз. И земля бетоном.
@@Saveliy_ а что плохого в распаде России? Государства не вечны, как бы нам этого не хотелось.
@@wruman426 Пророчество гласит: "Гибель России есть гибель всего мира". Так что тебе нет причин радоваться. Вряд ли ты один, на коне, уцелеешь в гибнушем мире, вследствие распада России.
Борис, спасибо ! Надо осмыслить ! Светлой Пасхи !
БГ, с уважением, мб такая штука - в горизонтальном показе, пожалуйста :)
Все по делу. Хорошо когда музыкант может высказать все что думает через музыку. Браво. Спасибо!
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Причем не через какую-то там дрянную музыку, а через древний хит Игги Попа.
@@olegwagner1058 О, Ботольд Бот! Явуль!
@@ratio123456 а можно поподробней ? ибо у меня все альбомы Игги, но вот ничего подобного я не помню, чтоб слвшал
@@user-du4tx8kp3u Сочувствую. Это Passenger, естественно.
Благодарю! Как точно..и обо мне.
Очень ждем эту птичку, а Вас - дома. Хожу на все Ваши концерты в Туле вот уже лет 25. И еще пойду. Обязательно!
В Туле - навряд ли.
@@user-si1qv7ve3h всё меняется очень быстро!
Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук, Андрей Макаревич - это светилы добра и здравого смысла, мощные столпы в рок индустрии мирового уровня, великие человечища, люди мысли и мира, вызывающие невероятное уважение за свою целостность, честность и достоинство с которым они действуют в этом непростом мире.
Да, наверное только они из старого русского рока не прогнулись. Для меня сейчас отношение к этой войне критерий адекватности и человечности
нам повезло вырасти на их песнях
нет, эти люди просто предали своих фанатов, свою страну , которая их взрастила и дала популярность... они не "за свободу боролись", а за "западный образ жизни" который они сейчас потеряли... у Макаревича вообще все банально - товарищ ушел в оппозицию потому что приобрел виноградники в Крыму, а в 2014 году он стал частью России, вот и начал бузить - оппозиционировать...
@@MonomahVladimir а тебе самому нравится что устроили кремлевские безумцы?
@@user-gg1cc5wv7e а они безумцы? они что-то устроили??? учи историю, мальчик, конкретно "Карибский кризис" когда могла случиться ядерная война. Путин с декабря 2021 года предупреждал НАТО , 3 месяца их уговаривал учесть интересы безопасности России..... п.с. ты еще скажи что нацистов нет в Украине и что с 2014 года не убивали мирных жителей Донбасса... и что фашистский преступник Бандера НЕ герой современной Украины...
БГ и ШЕВЧУК спасут наш мир .. ну .. или наш рассудок .. СПАСИБО!!!
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Ага. Только Шевчук это на родине делает, а БГ свинтил в Лондон, хрен знает когда. Оттуда спасает 😅😅😅
@@Dmitrii7512 никакой разницы. Вопрос самосохранения. К тому же Гребенщиков ответил на агрессию РФ моментально обвинив кремль. У него не оставалось выбора. А ЮЮ сделал все достаточно осторожно.
@@user-ui2ce3jy3g Это вопрос сохранение бабла и ничего больше. Не сотвори себе кумира....
@@user-he4dv9fj4r , Вы ошиблись трамваем, фашистов повезли к Шаману
Слышу господина Гребенщикова и ставлю ВСЕЛЕНСКИЙ лайк!
спасибо, нам так нужны ваши слова...
Дай бог здоровья.
"я объявляю свой дом безъядерной зоной!.."
Из Кемерова с 🙏и❤️
Спасибо огромное за новую музыку. 🙏 Всегда приятно в первый раз услышать новую гениальную песню любимого БГ.
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Новую музыку?)) Это Passenger, самый известный хит Игги Попа, ей лет 50.
Присоединяюсь. И мне ❤️🙏🏻🇳🇮🌎🥰🤞😇💯
@@AnitaZelikson В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима.
В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине.
На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях.
Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима.
В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине.
На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях.
Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
@@ratio123456 о, БГ великий популялизатор! Но авторов" своих песен "забывает представлять.
Невероятно красивая песня.
Браво!!!!!!!!! Благодарю за каждый аккорд и за мудрые слова!!!! Ваших произведений!!!!!
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Спасибо маме за то, что привила ещё в детстве любовь к Вашему творчеству
Я лет до 20 БГ не понимала. А потом началось увлечение сложной и странной литературой и БГ
меня тоже мама приучила к этой Музыке , мне 44 года
БГ как всегда, крут, любая песня и красивый образ.
Спасибо дружище! Очень актуально"!
Люблю Борис Борисыча. Его царство не от мира сего. Дай мог ему здоровья
Глубина смысла на высоте!❤
Похоже на черновик или зарисовку, из которой позже автор берет что-то в основную песню. Люблю БГ, но не понимаю зачем он это выложил )
Спасибо ВАМ огромное за концерт в Тбилиси! публика Вас долго не отпускала и знала за что!!!!!!
Жизнь приобретает смысл когда слушаешь людей говорящих правду, от телевизионной лжи и не только растет злость и ненависть смысл приобретает смерть!
Оббалденно!!!!..... Сплошное Дао без конца и края💪😤
И бандана в тему!
Спасибо.Вы лучший.
Ну что за кайф❤. Любовь навеки❤
Благодарю за Ваше творчество, оно помогло мне стать тем , кто я есть сейчас!🔥👍❤️
Как же это все про меня. Спасибо, БГ за твою мудрость.
Люблю Вас
Супер!!!!
У этого человека есть душа. И он нам её раскрывает. А мы этого не замечаем, к сожалению.
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Спасибо! ❤
Когда люди осознают себя и достигнут хоть малейшего просветления они поймут что дело артиста развлекать людей ,а не учить нас жить. Дай бог это осознают и люди......
Борисыч мы с тобой!🪶
Борис Борисович как всегда на высоте! До глубины души !
Спасибо!
"Но я не помню - где был дом . У меня больше нет ключа." Гениально ! Пришло время менять ключи с замками .
Музыка спасёт М И Р 🎸❗
Браво БГ ❗ 👏👏👏👏👏
Спасибо,дорогой наш,что даришь нам такую радость,спасибо,БГ!
Браво Борис 🤟
СпАСИБО!!!
Борис Борисович,спасибо за ваше творчество! Всегда свежее,актуальное инновационное и заставляющее задуматься🙏
Боже, ну какой кайф😍 Спасибо большое! В самое сердечко❤
Пержив события в Мариуполе,эти стихи в точку
Тело улетает, пердак подгорает. Старость - не радость😢
Respect 🙏 Boris 💙💛❤️Moldova
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Спасибо. Как всегда здорово и вечно )
Многих лет жизни.
Спасибо, что Вы есть!
Сильно
Борис Борисович, спасибо ❤
Сил и вдохновения
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Уважение Вам!
Дай вам Бог здоровья, Борис Борисович, не печальтесь, мы все люди, все мы дома, а Бог смотрит и ждет нас всех домой, пока мы тут нагуляемся :) Рано или поздно мы все вернемся домой :)
Гребень , береги здоровье
🙏🙏🙏🙏
Браво, маэстро! Браво!
Борис Борисович, спасибо вам родной за всё ❤
Я Вас очень уважаю.
Это невозможно, но это происходит. Осознанности и сострадания нам всем 🙏 Спасибо, драгоценный БГ🌕
Словно воздух..Благодарим Вас!
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
Есть ещё порох в пороховницах, с огоньком!
Борис Борисович, спасибо, что Вы живы
спасибо!! мощно!! любим вас
Низкий поклон Вам!!!
Ваше творчество бесценно и безгранично, спасибо Вам !
Ждем Вас всегда в Израиле! 🤗❤️
Спасибо Огромное - Слуховое эмоциональное наслаждения чувств - пережитые эмоциональные восторги - хочу еще переживать и наслаждаться - этими звуками, словами, смыслами радости
Борис Борисович! Любимый! Продолжаете освещать нам глупым дорогу! Благодарю за это! Всего что есть у нас, хватило бы на больших чем мы....
инопланетяне нам помогут)
Ага. Главное , чтоб Нас не пёрло из Мы..И каждый время от времени возвращался в себя..
Ну или хотя бы около того..😂😂🎉
@@user-vb6pd8ku1x Милая Светлана! Из себя не надо выходить! Всё остальное... сотрясание Божественной Пустоты.. Радости вам в Пути
@@user-mo6vv2js2r Мерси. Я из себя не выхожу ,по неведомым дорожкам не брожу..И вам желаю не плутать..
@@user-vb6pd8ku1x Любезнейшая Светлана, Я иду из неведомого в неведомое, и ни у кого разрешений не испрашиваю.. И вы так же, и все живые существа... Сегодняшнего дня ещё не было....никогда! Желаю Сокровенных Состояний вам..
Спасибо Вам. Ваше творчество это всегда утешение для меня.
Воистину так.
Бертольт Брехт
Баллада об одобрении мира
Пусть я не прав, но я в рассудке здравом.
Они мне нынче свой открыли мир.
Я перст увидел. Был тот перст кровавым.
Я поспешил сказать, что этот мир мне мил.
Дубинка надо мной. Куда от мира деться?
Он день и ночь со мной, и понял я тогда,
Что мясники, как мясники - умельцы.
И на вопрос: «Ты рад?» - я вяло вякнул: «Да».
Трус лучше мертвеца, а храбрым быть опасно.
И стал я это «да» твердить всему и вся.
Ведь я боялся в руки им попасться
И одобрял все то, что одобрять нельзя.
Когда народу не хватало хлеба,
А юнкер цены был удвоить рад,
Я правдолюбцам объяснял без гнева:
Хороший хлеб, хотя дороговат.
Когда с работы гнали фабриканты
Двоих из трех, я говорил тем двум:
Просите фабрикантов деликатно,
Ведь в экономике я - ни бум-бум!
Планировали войны генералы.
Их все боялись - и не от добра
Кричал я генералу с тротуара:
«Техническому гению - ура!»
Избранника, который подлой басней
На выборах голодных обольщал,
Я защищал: оратор он прекрасный,
Его беда, что много обещал...
Чиновников, которых съела плесень,
Чей сброд возил дерьмо, дерьмом разил,
И нас давил налогами, как прессом,
Я защищал, прибавки им просил.
И не расстраивал я полицейских,
Господ судейских тоже я берег,
Для рук их честных, лишь от крови мерзких,
С охотой я протягивал платок.
Суд собственность хранит, и обожаю
Наш суд кровавый, чту судейский сан,
И судей потому не обижаю,
Что сам не знаю, что скрываю сам.
Судейские, сказал я, непреклонны,
Таких нет денег и таких нет сил,
Чтоб их заставить соблюдать законы.
«Не это ль неподкупность?» - я спросил.
Вот хулиганы женщин избивают.
Но, погодите: у хулиганья
Резиновых дубинок не бывает,
Тогда - пардон - прошу прощенья я.
Полиция нас бережет от нищих
И не дает покоя беднякам.
За службу, что несет она отлично,
Последнюю рубашку ей отдам.
Теперь, когда я донага разделся,
Надеюсь, что ко мне претензий нет,
Хоть сам принадлежу к таким умельцам,
Что ложь разводят на столбцах газет,
К газетчикам. Для них кровь жертв - лишь колер.
Они твердят: убийцы не убили.
А я протягиваю свежий номер.
Читайте, говорю, учитесь стилю,
Волшебною горой почтил нас автор.
Все славно, что писал он (ради денег),
Зато (бесплатно) утаил он правду.
Я говорю; он слеп, но не мошенник.
Торговец рыбой говорит прохожим:
Вонь не от рыбы, сам он, мол, гниет.
Подлаживаюсь я к нему. Быть может,
И на меня охотников найдет.
Изъеденному люэсом уроду,
Купившему девчонку за гроши,
За то, что женщине дает работу,
С опаской руку жму, но от души.
Когда выбрасывает бедных
Врач, как рыбак - плотву, молчу.
Ведь без врача не обойтись мне,
Уж лучше не перечить мне врачу.
Пустившего конвейер инженера,
А также всех рабочих на износ,-
Хвалю. Кричу: техническая эра!
Победа духа мне мила до слез!
Учителя и розгою и палкой
Весь разум выбивают из детей,
А утешаются зарплатой жалкой,
И незачем ругать учителей.
Подростки, точно дети низкорослы,
Но старики - по речи и уму.
А почему несчастны так подростки
Отвечу я: не знаю почему.
Профессора пускаются в витийство,
Чтоб обелить заказчиков своих,
Твердят о кризисах - не об убийствах.
Такими в общем представлял я их.
Науку, что нам знанья умножает,
Но умножает горе и беду,
Как церковь чту, а церковь уважаю
За то, что умножает темноту.
Но хватит! Что ругать их преподобья?
Через войну и смерть несет их рать
Любовь к загробной жизни. С той любовью,
Конечно, проще будет помирать.
Здесь в славе бог и ростовщик сравнялись.
«А где господь?» - вопит нужда окрест.
И тычет пастор в небо жирный палец,
Я соглашаюсь: «Да, там что-то есть».
Седлоголовые Георга Гросса
Грозятся мир пустить в небытие,
Всем глотки перерезав. Их угроза
Встречает одобрение мое.
Убийцу видел я и видел жертву.
Я трусом стал, но жалость не извел.
И, видя, как убийца жертву ищет
Кричал: «Я одобряю произвол!»
Как дюжи эти мясники и ражи.
Они идут - им только волю дай!
Хочу им крикнуть: стойте! Но на страже
Мой страх, и вдруг я восклицаю: «Хайль!»
Не по душе мне низость, но сейчас
В своем искусстве я бескрыл и сир,
И в грязный мир я сам добавил грязь
Тем самым, что одобрил грязный мир.
------
Согласно нацистским идеологам, поднятие руки и восклицание Heil! было принято у древних германцев при избрании королей; жест трактовался как приветствие поднятым копьем.
Первое документально подтвержденное употребление - на фотографиях с митинга в Мюнхене, конец января 1923 года .
К 1926 году приветствие стало общепринятым среди нацистов, чему доказательством стало массовое употребление в ходе партийного съезда в Нюренберге в 1927 году .
@@olegwagner1058 только из-за того, что ты этот текст в куче коментариев накопипастил уже отпадает желание читать твою баладу
@@Glyc01 В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима.
В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине.
На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях.
Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
В эфире американского телеканала CNN в программе с участием приглашенного эксперта Седрика Лейтона впервые прозвучало прямое признание нацистской сущности киевского режима.
В беседе с телеведущим Джоном Воузом эксперт подчеркнул, что президент России Владимир Путин "возможно, прав", когда утверждает о существовании нацистов на Украине.
На официальном уровне героизируются откровенные пособники немецких нацистов времен Третьего Рейха, нацистская символика широко используется в украинской армии и парамилитарных образованиях.
Многие военнослужащие украинской армии с гордостью носят на своей форме шевроны с символикой, повторяющей символику войск Вермахта и СС, на военную технику боевиков киевского режима на официальном уроне наносится маркировка, подобная той, которая наносилась на немецкие танки в годы Великой Отечественной войны, а любая символика советской армии, победившей нацизм, напротив, запрещается.
Эх, где бы взять такую птицу,
Чтоб прилетела в ранний час
И издолбила в прах злодеев
Что оккупировали нас.